– Да, миссис Хармон, – прощебетали девушки хором.

Честными и порядочными. Возможно, это все, на что смогут рассчитывать Альва и ее сестры, если хотя бы одна из них не выйдет замуж за состоятельного человека, – а учитывая отсутствие каких бы то ни было предложений, сделать это будет непросто. Семейство Смит переехало в Нью-Йорк еще до войны[3], покинув ныне посрамленный Юг. Во время войны они жили в Париже, и теперь, вернувшись в Нью-Йорк, обнаружили, что для никербокеров[4], этих преуспевающих коренных манхэттенцев, сестры Смит недостаточно хороши. Так же мало они привлекали и самонадеянных нуворишей, которые толпами прибывали в Нью-Йорк. Все, что оставалось девушкам, – искать где-то посередине.

Но даже это удавалось им с трудом. Дело в том, что четыре прекрасно воспитанные девушки из приличной семьи совершенно терялись в массе им подобных, а ряды джентльменов после войны, напротив, значительно поредели. Все это вынудило Альву скрепя сердце согласиться на некоторые ухищрения, которые должны были дать плоды через несколько недель и целью коих был один из тех самых молодых людей, что занимали промежуточное положение.

Миссис Хармон вошла в здание, девушки последовали за ней и теперь стояли в душном зловонном коридоре. Воздух здесь был гораздо теплее, чем на улице. Миссис Хармон приложила платок к шее, потом ко лбу. Мисс Рузвельт закрыла платочком нос.

– Если мы будем достаточно расторопны, нам не придется здесь задерживаться, – подбодрила всех миссис Хармон.

Мисс Рузвельт и мисс Берг она поручила обойти первый этаж, остальных девушек распределила в зависимости от их происхождения – чем ниже статус, тем выше этаж.

– Барышни Смит, вы идете на четвертый, – сказала она и кивнула в сторону мрачной внутренности здания. – Всем все понятно? Я буду ждать снаружи.

– Жаль, что вам так не повезло, – произнесла мисс Рузвельт.

Мисс Берг добавила:

– Да, приятного мало. Я слышала, наверху живут прокаженные и идиоты.

– Даже прокаженные и идиоты заслуживают милосердия, – ответила Армида, взглядом приказав Альве не поддаваться на провокацию.

Альва зашагала вверх по лестнице. Нет, она ни за что не покажет, что им удалось ее задеть. Первый этаж или четвертый – какая, в самом деле, разница? Это всего лишь обстоятельства. Они еще ничего не значат.

Армида не отставала от Альвы. На лестницах запах мочи усилился. Стараясь не дышать носом, Альва повесила корзинку на локоть и обеими руками приподняла юбки, чтобы они не касались грязных ступенек. Снизу уже раздавался стук в двери и голоса девушек: «Добрый день, мадам…»

Порядок действий был таков: две девушки на этаж, останавливаться у каждой двери, затем «вежливо постучать, представиться, узнать, есть ли в семье дети. Если пригласят внутрь, оставаться в дверях и ничего не трогать – вши и блохи умеют прыгать». Каждому ребенку от шести до четырнадцати полагался один набор. Четырнадцатилетние считались взрослыми и должны были сами зарабатывать на пропитание. К четырнадцати они уже знали, как избежать выселения и отправки с Центрального вокзала бог весть куда работать на фермах, ранчо, плантациях или в шахтах. Альва слышала, что на Юге были семьи, с радостью берущие детей на место освобожденных рабов. Девочки, которых отправляли в западные штаты, нередко становились женами местных землевладельцев. Она представила себе их жизнь: потерять родителей и дом, выйти замуж за дряхлого, сплевывающего табак фермера с изрытым оспой лицом, подниматься ни свет ни заря, чтобы подоить козу или корову, один сопливый отпрыск на руках, другой – еще в животе… Какое облегчение, что Джулии, младшей из сестер Альвы, уже исполнилось пятнадцать.

Они с Армидой наконец добрались до тускло освещенной площадки четвертого этажа и остановились передохнуть. В воздухе стоял странный резкий металлический запах. Альва хотела спросить о нем у сестры, как вдруг заметила девушку, лежащую без движения у второй двери. Темная до черноты кровь пропитала ее юбки и растеклась вокруг. Армида ахнула, развернулась и побежала вниз по лестнице, зовя на помощь миссис Хармон.

Дрожа всем телом, Альва опустилась на колени возле девушки и взяла ее за руку. Рука оказалась холодной и безвольной. Грудь девушки была неподвижна. Альва наклонилась и приложила к ней ухо. Тишина.

Альва отшатнулась. Ее била такая дрожь, что ее не удавалось сдержать, даже обхватив себя руками.

Девушка умерла. И перед этим ей было страшно и больно.

Несколько лет назад Альва слышала на каком-то приеме, как две холеные дамы, разодетые в мех и жемчуга, обсуждали визит, который они незадолго до того нанесли в трущобы квартала Файв-Пойнтс[5]:

– Просто удивительно, не правда ли?

– Да, совершенно невероятно! Представьте, что для кого-то в этом заключается вся жизнь – к счастью, наверняка недолгая.

– Люди готовы умереть, чтобы только выбраться оттуда!

И рассмеялись над своим остроумием. Альва тогда тоже улыбнулась, еще не зная, насколько тонка грань между привилегированной жизнью и нищетой. Умереть, чтобы выбраться, – ужасно смешно!

А теперь она сидит возле мертвой девушки. Была ли бедняжка напугана тем, что с ней происходит, или, возможно, почувствовала облегчение, ведь ждать от этой жизни ей было нечего?

На ступеньках раздались торопливые шаги.

– Кэти! – воскликнула девочка, чье сходство с умершей бросалось в глаза. – О нет, нет, нет… – Альва отодвинулась, девочка упала на колени, схватила умершую за плечи и попыталась приподнять ее. – Ну же, Кэти, – повторяла она. Голова умершей запрокинулась назад. В глазах девочки застыла паника. – Кто-то пошел за доктором, но разве его дождешься… Откуда идет кровь? Что мы можем сделать?

– Слишком поздно, – проговорила Альва. – Мне очень жаль. Она уже не дышала, когда я… Мы пришли слишком поздно.

– Неправда! – зарыдала девочка. – Что случилось? Когда я уходила утром, все было в порядке.

– Мне очень жаль.

У Альвы в кошельке было пятьдесят центов. Дрожащей рукой она протянула их девочке.

– Это, конечно, немного, но…

Девочка отмахнулась:

– Деньги ей не помогут!

– Но вы сможете…

– Только это вы и умеете! Уходите отсюда! – крикнула девочка. Лицо ее раскраснелось, по щекам текли слезы. – Уйдите!

– Мне жаль, – повторила Альва и оставила девочку ожидать врача, который не сможет ничего исправить.